https://discours.io/articles/bozhe-moy-religioznost-i-onomastika-ibrodskogo
Прежде всего следует исполнить методическую обязанность и описать статистическую базу, на которой проводились расчеты.
Как видим, характер графиков более или менее схож, и, следовательно, произвольное разбиение больших (по количеству строк) текстов на несколько «стихотворений» не сильно сказалось на всей работе.
Еще раз напомню: все значения даны по трехгодичным интервалам. Т.е. максимальное значение рис.2 - 7158 строки - приходится не на 1962 год (и не на 1961, и не на 1963), а на 3 года в совокупности: именно столько строк было написано с 1961 по 1963 гг. включительно.
Завершая методическую часть, следует привести сводные данные об использовании И.Бродским имен собственных (в смысле, описанном выше - т. е. учитывая игру с заглавными буквами в тексте, посвящения, эпиграфы, если в них есть имена собственные, и т.д.).
Всего стихотворений с собственными именами у И.Бродского - 520. Это означает, что около 80% стихотворных текстов так или иначе работают с ономастикой.
Трудно сказать, много это или мало, поскольку не с чем сравнивать, но этого достаточно для того, чтобы понимать голую фактическую значимость явления.
На графике мы видим много большее единицы значение среднего употребления имен собственных на стихотворение. Так происходит потому, что есть тексты («Горбунов и Горчаков», например), в которых имена собственные встречаются неоднократно (те же Горбунов и Горчаков - десятки раз).
Частота употребления имен собственных относительно стихотворных строк приводится здесь (и далее - всюду) на 100 стихотворных строк.
Легенды графиков были убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Т.о. средняя частота использования имен собственных равна 4.36 раза на стихотворение и 9.29 раз на 100 стихотворных строк.
Переходим, наконец, к результатам.
Библейские имена собственные остаются, как минимум, постоянным ономастическим фоном словарного употребления на протяжении всей творческой жизни поэта. Частота их употребления падает разы в последнее десятилетие жизни по сравнению с первым десятилетием творчества, но нигде и ни разу их употребление не становится ниже одного словоупотребления на 5 стихотворений и одной стихотворной строки с библейским именем на 200 стихотворных строк. Всего стихотворений с библейскими именами - 180 (из 658, напомню), стихотворных строк - 442 (из 30858).
Легенды графиков были убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Фоновый и постоянный шум библейских имен мы можем оценить по сравнению с упомянутым во введении распределением платонических имен-Понятий (Человек, Бессмертие, Судьба, Время и т. д.). Я приведу этот график для контраста к графику использования библейских имен. Обратите внимание на масштаб: амплитуда распределения вдвое меньше, чем амплитуда использования библейских имен.
C 1982 года Бродский отказывается от платонического написания понятий-категорий с заглавной буквы. Спорадические и единичные словоупотребления такого рода в последнее десятилетие жизни дважды связаны со словом «Время» (в одном стихотворении). Ситуация отличается от использования библейских имен.
В самом по себе установлении факта неснижающейся семантической значимости христианской религиозной проблематики у И.Бродского нет особенной новости. Важны детали.
Незначительное падение частоты использования библейской ономастики в 1964-1966гг. хронологически совпадает со временем суда и Норенской ссылки (почему?). Однако график общего использования имен собственных в этот период не имеет никаких провалов (рис.3). «Недостаток» библейской ономастики в этот период компенсируется несколькими типами имен собственных: начавшимся ростом числа имен-Понятий (рис.6), ростом частоты использования античных имен (графики будут представлены ниже), значительным числом обращений на «Вы» к адресатам и, наконец, значительным числом самих адресатов (только к М.Б. в эти годы 12 посвящений, что по-житейски понятно).
Второй «провал» частоты употребления библейских имен собственных происходит в 1976-1978гг. Совершенно естественно мы склонны (почему?) соотносить численные изменения с какими-то известными биографическими фактами. На 1976-1978гг. не приходится суда и второй Норенской ссылки. Я не знаю, с чем соотнести этот провал. Бродский уже в США. Известно, что в 1976 году он пережил инфаркт, в 1978 — операцию на сердце, а 1979 год оказался для него годом молчания.
Говоря о «фоне» библейских имен нужно помнить, что речь идет о численном фоне. Контекст употребления нигде не исследовался, а ведь он был разным. Скажем, словосочетание «мушиный Рай» («Муха», 1986г.) вряд ли могло быть произнесено в 60-ые годы. Хотя и в 1986 в этом словоупотреблении нет никакой иронии.
Основной вклад в фон библейской ономастики всюду, за исключением последнего десятилетия жизни, вносят словоупотребления «Бог», «Боже», «Божий» и т. д. (см. рис. 4 и 5), которые неслучайно выделены в отдельную подкатегорию. Часто форма «боже» - нечто вроде автоматического бормотания или восклицаний лица, от которого ведется речь, его вполне можно соотнести с бессознательным пробалтыванием (персонажа ли, "лирического героя" ли), но есть и иронические словоупотребления (диктор вздыхал «О, боже»), есть и прямые обращения к Творцу, конечно.
Здесь значимый момент для понимания и микроскопический след - воспользуемся клише - глубокой религиозной драмы. «Изо рта, сказавшего все, кроме "Боже мой"...» не является прямой ложью или бравадой. Вероятно, это данное себе (и сдержанное) слово, нечто вроде непустого риторического обязательства в прошедшем времени, данного «при людях».
Смысл этого, казалось бы, пустячного объявления на язык житейской прозы можно переложить как отказ от «вопля» (для сравнения, 1980, синонимично: «Позволял своим связкам все звуки, помимо воя»). Можно предполагать, что в эти годы (1980 - 1982) необходимость взять такого рода обязательства (перед собой) была ясно осознана и, видимо, чем-то вынуждалась. Называя эту проблему религиозной, следует отдавать себе отчет в условности именования. Но чтобы дать представление о безусловности самой проблемы напомним, что Н.Я.Мандельштам в «Воспоминаниях», например, специально настаивала не только на праве человека на вопль, но даже на обязанности его орать в некоторых ситуациях. Здесь есть точка этического выбора: имеешь ли ты право на нечленораздельную речь.
В работе «О развитии поэтики Бродского с притопом» говорится о том, что с 1976 года в поэзии Бродского исчезают вертикально разворачивающиеся визуальные перспективы (снизу-вверх или сверху-вниз). Я позволил себе назвать это явление «осыпанием христианских перспектив». К концу 1980-ых проявляются явные ницшеанские по смыслу созвучия, осознанность их Бродским и причинно-следственные связи которых с Ницше, возможно, и нельзя доказать, но концептуальное родство просто очевидно. Я хочу только поправить одно частное впечатление, которое могло бы возникнуть из этой прошлой работы (и у меня были действительно такие соображения): христианские перспективы как принципы построения пейзажа действительно исчезают к концу 1980-ых, "лирический герой" действительно (часто) перестает быть привычно «лирическим», ницшеанские аллюзии действительно возникают, но, глядя на графики рис.5 и 6, все-таки нельзя сделать вывод об исключительно ритуальном характере Рождественских обращений Бродского в последние годы.
Да, частота использования библейской ономастики в последнее десятилетие жизни падает. Но, видимо, это не «проблема» в смысле технической задачи, ее нельзя «решить». Она «фонит» до самого конца.
Различение использования Ветхого и Нового заветов, похоже, не предоставляет нового знания: использование имен Ветхого завета чаще имен Нового в 1961 - 1963 гг. частично обеспечено словами «Исаак» и «Авраам».
Имеет смысл напомнить, что близко к тому же периоду, что и максимумы рис.7 и 8, на начало 80-ых, приходится гипотетический кризис «Божемоя» из предыдущей главы. На тот же интервал 1979-1981гг. (а фактически 1980-1981) приходится второй пик платонического использования имен-Понятий (см. рис.6). И тогда же, судя по всему, пишется пьеса «Мрамор».
Складывается такое впечатление, что семантика античности в 1980 — 1982гг. служила альтернирующим смысловым миром - семантическому миру библейских имен. И сразу вслед за этим периодом, в 1982 - 1984гг., мы наблюдаем провал на графике использования всех собственных имен (см. рис.3). Подозрение, что «здесь что-то такое есть», и предопределило выбор категорий-рубрик для настоящей публикации.
Конечно, использование собственных имен - ни качественно, ни количественно - не является «поэтическим» признаком речи. Семантические поля ономастики являются символической микрофлорой почвы, из которой произрастают (могут произрастать) поэтические значения и формы. Это, скорее, бессознательный и/или клишированный мир «до» или «вне» поэзии.
Количественный анализ этой семантической микрофлоры дает некоторое представление о хронологических узлах поэтических трансформаций.
Подытожим.
В 1964-1966гг. мы наблюдаем первый спад использования библейских собственных имен. В 1976-1978гг. - второй спад. Мы вправе предполагать, что речь идет об идеологических/религиозных/метафизических напряжениях (что бы мы ни понимали под этими словами). Этих слов не стоит бояться. В конце концов, все, что мы называем идеологией - это риторика, так или иначе принятая в качестве личного императива. Общее использование собственных имен при этом Бродским до 1982-1984гг. держится на более или менее постоянном и высоком уровне.
Оба этих спада в использовании библейской ономастики не синхронны или неполностью синхронны с использованием античных имен и платонических имен-Понятий. Использование античных имен в 1964-1966гг., например, достигает своего первого (незначительного) пика. То же касается «платонических» родовых понятий, написанных с заглавной буквы.
В 1980-1981гг. наблюдаются одновременные максимумы в использовании античных имен и имен-Понятий, в то время как библейская ономастика сравнительна низка (она, впрочем, нигде ненулевая).
Конечно, допоэтических семантических полей — не два, они не сводятся к библеистике и античности. Но мы вправе думать, что эти два семантических поля входят в число основных и являются конкурирующими. Речь не идет об исключающем «или-или»: и «Бог» и «Музы» могут встречаться в пределах одного стихотворения и одной строки. Но похоже на то, что там, где эти символические поля осознаются как принципиально различные, там делается неавтоматический, осознанный выбор в пользу одного и только одного поля.
Покажем синхронность изменения частоты использования библейских имен с изменением частоты использования Бродским ямбов.
Этот результат явился неожиданностью для меня. Предполагалось дать для контраста с семантической статистикой пример распределения по годам метрических характеристик стиха. В работе
«Метрический репертуар Бродского по годам жизни и другие статистические сведения»
приведена хронология изменения метрического репертуара И.Бродского. К концу 70-ых доля ямбов (ранее занимавших более половины всех стихотворений и стихотворных строк) падает фактически до нуля, и в последнее десятилетие жизни поэта ямбы перестают играть сколько-нибудь существенную роль в метрическом репертуаре (в количественном выражении). После 1980-го основной массив стихотворений написан тоническим стихосложением.
Предполагалось уточнить распределение по годам ямбов и поставить во взаимосвязь точки на оси времени резких изменений метрических характеристик с точками, выявленными при анализе использования ономастики.
Вот что получается.
Легенды графиков, напомню, убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Коэффициент корреляции не рассчитывался, но кажется очевидным — он высок, а графики сильно коррелируют друг с другом. Это особенно заметно в расчете по стихотворным строкам на рис.10.
Это означает, что к 1978 году Бродский не просто отказывается от ямбов — это не чисто «техническое» решение. Одновременно с этим отказом происходит форсированное переключение с библейской на античную ономастику. И есть все основания полагать, что снижение роли библейских тем было, как минимум, осознано (почему именно в это время?) идеологически или даже носило характер решения (напомню: «изо рта сказавшего все, кроме "Боже мой"...»).
За пределами этой работы остается вопрос о том, во что разрешается дилемма символических значений «христианство vs античность» в последние 5-10 лет жизни поэта (и в каком смысле она может «разрешаться»). Из представленных материалов ответ на этот вопрос неясен.
Представляется очевидной формальная независимость друг от друга таких поэтических явлений, как изменение метрики стиха, строфики, семантики и т. д. на протяжении жизни поэта.
Фактически, оперируя усредненными числовыми данными, мы перебираем в руках пучок независимых признаков (в том смысле, в каком слово «признак» употреблял Б.Ярхо). Более того, один небольшой текст может претерпевать авторские правки годами. Что же тогда вообще мы понимаем под поэтической биографией, под эволюцией индивидуальной поэтики и каково значение «периодизаций творчества имярек», если у нас нет никакого представления о том, что связывает пучок независимых стиховых признаков именно в пучок? У нас нет ДНК, чтобы говорить о мутациях генома и/или о его воспроизводстве. Сами по себе слова «год», «период», «этап творчества» - пустой индекс, который мы присваиваем сечению пучка различимых признаков.
Да, вырываясь из плена «индивида», отвлекаясь от видового экземпляра, мы более уверенно можем уже говорить о том, что такой-то мотив пришел в поэзию А из Б, а метрические особенности С были почерпнуты из образца Д и так далее. Такого рода утверждения даже доказуемы, они приобретают статус научных фактов. И в контексте генетической метафоры культура представляет из себя кипящий бульон, единственная способность и задача которого - длиться, передавая и обновляя признаки. Собственно, легко можно смириться с тем, что человек в этом контексте представляет из себя техническую, служебную инстанцию по переносу генов, и не более. Но ведь и тут проблема - совсем не морально-этического плана. Проблема: у нас нет целостного объекта - культурной ДНК. И я не очень хорошо себе представляю, как она может быть открыта. А с этой проблемой обессмысливается весь бульон. Как бросил кому-то Бродский: «Вы что, думаете картографировать сознание?».
Скорее - если уж и пользоваться генной метафорой - мы имеем дело только с половиной этой метафоры. Мы имеем дело с одной нитью ДНК, причем вторая — неизвестна. Не существует (и не может существовать) наперед заданного статического алфавита, по которой транслируется комплиментарность нуклеотидов, да и вообще в таком случае мы имеем дело не с ДНК.
Что же мы тогда периодизируем, где сам «объект»?
Я отдаю себе отчет в своем ответе на этот вопрос. Смысл периодизации только в том, чтобы драматизировать происходившее, делая его происходящим. Если угодно - возвращать времени его заглавную букву, нагружать пустой индекс значением. В драматизации и заключается единственный смысл происходящего, пока мы еще не молекулы. «Число» и массовая обработка стиховых материалов в этом случае - просто доступное мне средство выполнить задачу без психологизации, с минимальной опорой на знание бытовых, биографических фактов и без создания моделей каких-либо субъектов.
Геннадий Миропольский
Читатель — не-филолог и не-специалист, далекий от длящихся иногда десятилетиями академических дискуссий, обычно если и читает какие-то специальные филологические работы, то для того, чтобы собрать некий экстракт из житейских анекдотов, общественно-исторических сведений и зачастую слишком свободных поэтических аллюзий. В этом смысле время И.Бродского даже еще не настало, поскольку архивы закрыты, кто с кем и когда спал, кому изменял и кого бросал доподлинно еще неизвестно. Время пока — для написания диссертаций о «концепциях времени и пространства в поэзии И.Бродского», при том, что, скорее всего, эти концепции нигде, кроме голов диссертантов, не ночевали. Это большая проблема: что вообще мы понимаем под «биографией», «поэтикой» и, например, «поэтическими концепциями пространства-времени».
Я буду рад, если читатель — не-филолог не напрасно одолеет эту работу, полную графиков и посвященную довольно узкому - не поэтическому даже — чуть ли не религиозному вопросу. Это вступление является уступкой негласному требованию — знать, с чем ты имеешь дело, до того как приступишь к чтению.
//Я вроде бы разобрался с кнопочками редактирования, но все равно ни при каким условиях не удается сделать так, чтобы текст не наползал на картинки. Ладно, пусть пока будет так//
* * *
В некоторых случаях словари собственных имен поэта могут прямо рассказать о его поэтике, свидетельствовать о первичных полях тем и значений. Такого рода работы в отношении других поэтов в сети немногочисленны, а в отношении И.Бродского словарь имен собственных был составлен.
Под «именами собственными» здесь и далее подразумеваются не только существительные, но и аббревиатуры, игры с прописной/строчной буквой, не вписывающиеся в правила орфографии русского языка, - короче, все употребления заглавной буквы.
Так, например, помимо имен собственных, являющихся именами «по орфографическим правилам» (имена персонажей, мифологических героев, адресатов, топонимов и т. д.), Бродский сравнительно широко (118 раз) и платонически использует в качестве имени родовое понятие: Время, Человек, Бессмертье и т.д. Вряд ли хронография такого использования или даже формирования с помощью заглавной буквы Понятий является немой по отношению к поэтической биографии Бродского (что, кстати, мы вообще понимаем под «поэтической биографией»? - это всегда вопрос).
Для публикации отобраны несколько значительных по частотности категорий, имеющих, как мне казалось, прямое отношение к эволюции поэтики Бродского, что бы мы под нею ни понимали.
Во-первых, это имена собственные, связанные с Библией. Библейские имена разделены на три подкатегории: относящиеся к Ветхому завету (Авраам, Исаак, Рай, Адам и т. д.), относящиеся к Новому завету (Иисус, Мария, Ирод и т. д.) и, наконец, в отдельную категорию вынесено использование существительного Бог и связанных с ним слов (а Бродский пишет их всюду с заглавной буквы): сюда были отнесены и притяжательные прилагательные «Божий», обращения «Отче», «Боже», существительное «Творец», местоимения «Ты», «Он» (в случаях, когда речь идет о Боге). Конечно, формальное отнесение к рубрике Библейских имен однокоренных слов со словом «Бог» не всегда корректно: контекстуально Бог может оказаться античным божеством. Однако такое решение было принято и оно оправдано фактически: даже там, где употребление «Бог» не подразумевает вообще никакого конфессионального контекста, речь, по всей видимости, все-таки идет о привычке произносить «Бог» в житейски-библейском смысле («с Богом!», «ей-Богу» и т.д.).
Вторую крупную категорию, статистика использования которой представлена в этой работе, составили имена собственные, относящиеся к греческой и римской античности. Сюда попали как имена мифологических существ, божеств, мифологические топонимы (Музы, Лета, Вертумн и т.д), имена историко-культурных деятелей античности (Тиберий, Марциал и Эвклид, например). Но не попали топонимы «Рим» или «Греция», поскольку использование их вполне современно и невозможно ясно отделить по контексту — идет ли речь об использовании символизма античности или о сегодняшнем дне. Не попал и «Постум», поскольку он - персонаж.
Численная база расчетов
Прежде всего следует исполнить методическую обязанность и описать статистическую базу, на которой проводились расчеты.
Всего с 1958 по 1996 гг. более или менее ясно датированы 30858 стихотворные строки (датировка бралась здесь), в том числе посмертно опубликованные.
Некоторые поэмы («Шествие», «Горбунов и Горчаков» и т. д.) были произвольно разбиты на несколько «отдельных» стихотворений ради технических удобств построения электронного справочника, и с таким произвольным разбиением получилось 658 «стихотворений». Имеет смысл помнить об этом, когда будут демонстрироваться графики по годам в разрезе стихотворений. Но, судя по всему, никаких существенных искажений эти произвольные разбиения крупных форм (крупных - в смысле количества стихотворных строк) в обнаруженные явления не внесли: мы будем видеть более или менее совпадающий характер графиков построчных и по стихотворениям.
За пределами рассмотрения оказались около 26 стихотворений с неопределенной датой написания и дата написания которых охарактеризована как «1960-ые». Стихотворения 1957г. были также исключены из рассмотрения. Всего «выпущенных» строк — чуть больше 500. Вряд ли процент ошибки в графиках из-за этой неопределенности будет большим, нежели 3,5%.
Для стихотворений, датировка которых описана интервалом (например, 1962 — 1963), датой их написания была принята дата конца интервала.
Для стихотворений, у которых указана дата публикации, дата написания принята равной дате публикации.
Для того, чтобы снизить ошибки датировки и снять эффект дрожащего/скачущего графика из-за слишком мелких делений (по годам), все годы творческой жизни И.Бродского были сгруппированы в интервалы по 3 года. [Здесь неявно присутствует вопрос, которому вновь нужно дать голос: “Что вообще мы понимаем под эволюцией поэтики, если работа над стихотворным текстом может происходить годами?”]
Графики были сглажены кубическим сплайном встроенными средствами OpenOffice.
Вот графики «продуктивности» И.Бродского в стихотворениях и строках по годам.
Как видим, характер графиков более или менее схож, и, следовательно, произвольное разбиение больших (по количеству строк) текстов на несколько «стихотворений» не сильно сказалось на всей работе.
Еще раз напомню: все значения даны по трехгодичным интервалам. Т.е. максимальное значение рис.2 - 7158 строки - приходится не на 1962 год (и не на 1961, и не на 1963), а на 3 года в совокупности: именно столько строк было написано с 1961 по 1963 гг. включительно.
Завершая методическую часть, следует привести сводные данные об использовании И.Бродским имен собственных (в смысле, описанном выше - т. е. учитывая игру с заглавными буквами в тексте, посвящения, эпиграфы, если в них есть имена собственные, и т.д.).
Всего стихотворений с собственными именами у И.Бродского - 520. Это означает, что около 80% стихотворных текстов так или иначе работают с ономастикой.
Трудно сказать, много это или мало, поскольку не с чем сравнивать, но этого достаточно для того, чтобы понимать голую фактическую значимость явления.
На графике мы видим много большее единицы значение среднего употребления имен собственных на стихотворение. Так происходит потому, что есть тексты («Горбунов и Горчаков», например), в которых имена собственные встречаются неоднократно (те же Горбунов и Горчаков - десятки раз).
Частота употребления имен собственных относительно стихотворных строк приводится здесь (и далее - всюду) на 100 стихотворных строк.
Легенды графиков были убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Т.о. средняя частота использования имен собственных равна 4.36 раза на стихотворение и 9.29 раз на 100 стихотворных строк.
Переходим, наконец, к результатам.
Библейские имена собственные
Библейские имена собственные остаются, как минимум, постоянным ономастическим фоном словарного употребления на протяжении всей творческой жизни поэта. Частота их употребления падает разы в последнее десятилетие жизни по сравнению с первым десятилетием творчества, но нигде и ни разу их употребление не становится ниже одного словоупотребления на 5 стихотворений и одной стихотворной строки с библейским именем на 200 стихотворных строк. Всего стихотворений с библейскими именами - 180 (из 658, напомню), стихотворных строк - 442 (из 30858).
Легенды графиков были убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Фоновый и постоянный шум библейских имен мы можем оценить по сравнению с упомянутым во введении распределением платонических имен-Понятий (Человек, Бессмертие, Судьба, Время и т. д.). Я приведу этот график для контраста к графику использования библейских имен. Обратите внимание на масштаб: амплитуда распределения вдвое меньше, чем амплитуда использования библейских имен.
C 1982 года Бродский отказывается от платонического написания понятий-категорий с заглавной буквы. Спорадические и единичные словоупотребления такого рода в последнее десятилетие жизни дважды связаны со словом «Время» (в одном стихотворении). Ситуация отличается от использования библейских имен.
В самом по себе установлении факта неснижающейся семантической значимости христианской религиозной проблематики у И.Бродского нет особенной новости. Важны детали.
Незначительное падение частоты использования библейской ономастики в 1964-1966гг. хронологически совпадает со временем суда и Норенской ссылки (почему?). Однако график общего использования имен собственных в этот период не имеет никаких провалов (рис.3). «Недостаток» библейской ономастики в этот период компенсируется несколькими типами имен собственных: начавшимся ростом числа имен-Понятий (рис.6), ростом частоты использования античных имен (графики будут представлены ниже), значительным числом обращений на «Вы» к адресатам и, наконец, значительным числом самих адресатов (только к М.Б. в эти годы 12 посвящений, что по-житейски понятно).
Второй «провал» частоты употребления библейских имен собственных происходит в 1976-1978гг. Совершенно естественно мы склонны (почему?) соотносить численные изменения с какими-то известными биографическими фактами. На 1976-1978гг. не приходится суда и второй Норенской ссылки. Я не знаю, с чем соотнести этот провал. Бродский уже в США. Известно, что в 1976 году он пережил инфаркт, в 1978 — операцию на сердце, а 1979 год оказался для него годом молчания.
Говоря о «фоне» библейских имен нужно помнить, что речь идет о численном фоне. Контекст употребления нигде не исследовался, а ведь он был разным. Скажем, словосочетание «мушиный Рай» («Муха», 1986г.) вряд ли могло быть произнесено в 60-ые годы. Хотя и в 1986 в этом словоупотреблении нет никакой иронии.
Основной вклад в фон библейской ономастики всюду, за исключением последнего десятилетия жизни, вносят словоупотребления «Бог», «Боже», «Божий» и т. д. (см. рис. 4 и 5), которые неслучайно выделены в отдельную подкатегорию. Часто форма «боже» - нечто вроде автоматического бормотания или восклицаний лица, от которого ведется речь, его вполне можно соотнести с бессознательным пробалтыванием (персонажа ли, "лирического героя" ли), но есть и иронические словоупотребления (диктор вздыхал «О, боже»), есть и прямые обращения к Творцу, конечно.
В «Точка всегда обозримей в конце прямой» 1982 года мы помним знаменитую строку: «Изо рта, сказавшего все, кроме "Боже мой"...».
Так вот, это поэтическое утверждение является гиперболой. Словосочетание «Боже мой» произнесено И.Бродским 35 (тридцать пять) раз, но именно в этом стихотворении 1982г. - в последний раз.
Так вот, это поэтическое утверждение является гиперболой. Словосочетание «Боже мой» произнесено И.Бродским 35 (тридцать пять) раз, но именно в этом стихотворении 1982г. - в последний раз.
Здесь значимый момент для понимания и микроскопический след - воспользуемся клише - глубокой религиозной драмы. «Изо рта, сказавшего все, кроме "Боже мой"...» не является прямой ложью или бравадой. Вероятно, это данное себе (и сдержанное) слово, нечто вроде непустого риторического обязательства в прошедшем времени, данного «при людях».
Смысл этого, казалось бы, пустячного объявления на язык житейской прозы можно переложить как отказ от «вопля» (для сравнения, 1980, синонимично: «Позволял своим связкам все звуки, помимо воя»). Можно предполагать, что в эти годы (1980 - 1982) необходимость взять такого рода обязательства (перед собой) была ясно осознана и, видимо, чем-то вынуждалась. Называя эту проблему религиозной, следует отдавать себе отчет в условности именования. Но чтобы дать представление о безусловности самой проблемы напомним, что Н.Я.Мандельштам в «Воспоминаниях», например, специально настаивала не только на праве человека на вопль, но даже на обязанности его орать в некоторых ситуациях. Здесь есть точка этического выбора: имеешь ли ты право на нечленораздельную речь.
В работе «О развитии поэтики Бродского с притопом» говорится о том, что с 1976 года в поэзии Бродского исчезают вертикально разворачивающиеся визуальные перспективы (снизу-вверх или сверху-вниз). Я позволил себе назвать это явление «осыпанием христианских перспектив». К концу 1980-ых проявляются явные ницшеанские по смыслу созвучия, осознанность их Бродским и причинно-следственные связи которых с Ницше, возможно, и нельзя доказать, но концептуальное родство просто очевидно. Я хочу только поправить одно частное впечатление, которое могло бы возникнуть из этой прошлой работы (и у меня были действительно такие соображения): христианские перспективы как принципы построения пейзажа действительно исчезают к концу 1980-ых, "лирический герой" действительно (часто) перестает быть привычно «лирическим», ницшеанские аллюзии действительно возникают, но, глядя на графики рис.5 и 6, все-таки нельзя сделать вывод об исключительно ритуальном характере Рождественских обращений Бродского в последние годы.
Да, частота использования библейской ономастики в последнее десятилетие жизни падает. Но, видимо, это не «проблема» в смысле технической задачи, ее нельзя «решить». Она «фонит» до самого конца.
Различение использования Ветхого и Нового заветов, похоже, не предоставляет нового знания: использование имен Ветхого завета чаще имен Нового в 1961 - 1963 гг. частично обеспечено словами «Исаак» и «Авраам».
Античные имена собственные
Античные имена собственные употребляются в среднем в 1.4 раза реже, чем библейские, но и это не мало. График распределения частот по годам, в отличие от библейской ономастики, обладает ясно выраженным максимумом. Этот максимум приходится точно на 1981 год, он вносит (сравнительно с другими годами) существеннейший вклад в общую статистику. На 1981 год приходятся, в частности, «Бюст Тиберия», «К Урании», «Римские элегии». [В 1982 написана пьеса «Мрамор» на псевдоримский сюжет (о «римской» этике). Пьеса не стихотворная, в наши расчеты не попала, но иметь в виду этот контекст нужно].
142 стихотворения из 658 содержат античные имена собственные, 295 стихотворных строк из 30858 строк.
Легенды графиков, напомню, убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
142 стихотворения из 658 содержат античные имена собственные, 295 стихотворных строк из 30858 строк.
Легенды графиков, напомню, убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Имеет смысл напомнить, что близко к тому же периоду, что и максимумы рис.7 и 8, на начало 80-ых, приходится гипотетический кризис «Божемоя» из предыдущей главы. На тот же интервал 1979-1981гг. (а фактически 1980-1981) приходится второй пик платонического использования имен-Понятий (см. рис.6). И тогда же, судя по всему, пишется пьеса «Мрамор».
Складывается такое впечатление, что семантика античности в 1980 — 1982гг. служила альтернирующим смысловым миром - семантическому миру библейских имен. И сразу вслед за этим периодом, в 1982 - 1984гг., мы наблюдаем провал на графике использования всех собственных имен (см. рис.3). Подозрение, что «здесь что-то такое есть», и предопределило выбор категорий-рубрик для настоящей публикации.
Конечно, использование собственных имен - ни качественно, ни количественно - не является «поэтическим» признаком речи. Семантические поля ономастики являются символической микрофлорой почвы, из которой произрастают (могут произрастать) поэтические значения и формы. Это, скорее, бессознательный и/или клишированный мир «до» или «вне» поэзии.
Количественный анализ этой семантической микрофлоры дает некоторое представление о хронологических узлах поэтических трансформаций.
Подытожим.
В 1964-1966гг. мы наблюдаем первый спад использования библейских собственных имен. В 1976-1978гг. - второй спад. Мы вправе предполагать, что речь идет об идеологических/религиозных/метафизических напряжениях (что бы мы ни понимали под этими словами). Этих слов не стоит бояться. В конце концов, все, что мы называем идеологией - это риторика, так или иначе принятая в качестве личного императива. Общее использование собственных имен при этом Бродским до 1982-1984гг. держится на более или менее постоянном и высоком уровне.
Оба этих спада в использовании библейской ономастики не синхронны или неполностью синхронны с использованием античных имен и платонических имен-Понятий. Использование античных имен в 1964-1966гг., например, достигает своего первого (незначительного) пика. То же касается «платонических» родовых понятий, написанных с заглавной буквы.
В 1980-1981гг. наблюдаются одновременные максимумы в использовании античных имен и имен-Понятий, в то время как библейская ономастика сравнительна низка (она, впрочем, нигде ненулевая).
Конечно, допоэтических семантических полей — не два, они не сводятся к библеистике и античности. Но мы вправе думать, что эти два семантических поля входят в число основных и являются конкурирующими. Речь не идет об исключающем «или-или»: и «Бог» и «Музы» могут встречаться в пределах одного стихотворения и одной строки. Но похоже на то, что там, где эти символические поля осознаются как принципиально различные, там делается неавтоматический, осознанный выбор в пользу одного и только одного поля.
Покажем синхронность изменения частоты использования библейских имен с изменением частоты использования Бродским ямбов.
Ямбы как идеологически нагруженный размер у Бродского
Этот результат явился неожиданностью для меня. Предполагалось дать для контраста с семантической статистикой пример распределения по годам метрических характеристик стиха. В работе
«Метрический репертуар Бродского по годам жизни и другие статистические сведения»
приведена хронология изменения метрического репертуара И.Бродского. К концу 70-ых доля ямбов (ранее занимавших более половины всех стихотворений и стихотворных строк) падает фактически до нуля, и в последнее десятилетие жизни поэта ямбы перестают играть сколько-нибудь существенную роль в метрическом репертуаре (в количественном выражении). После 1980-го основной массив стихотворений написан тоническим стихосложением.
Предполагалось уточнить распределение по годам ямбов и поставить во взаимосвязь точки на оси времени резких изменений метрических характеристик с точками, выявленными при анализе использования ономастики.
Вот что получается.
Легенды графиков, напомню, убраны ради лучшего зрительского представления: расшифровка цветов приведена в подзаголовках графиков.
Коэффициент корреляции не рассчитывался, но кажется очевидным — он высок, а графики сильно коррелируют друг с другом. Это особенно заметно в расчете по стихотворным строкам на рис.10.
Это означает, что к 1978 году Бродский не просто отказывается от ямбов — это не чисто «техническое» решение. Одновременно с этим отказом происходит форсированное переключение с библейской на античную ономастику. И есть все основания полагать, что снижение роли библейских тем было, как минимум, осознано (почему именно в это время?) идеологически или даже носило характер решения (напомню: «изо рта сказавшего все, кроме "Боже мой"...»).
За пределами этой работы остается вопрос о том, во что разрешается дилемма символических значений «христианство vs античность» в последние 5-10 лет жизни поэта (и в каком смысле она может «разрешаться»). Из представленных материалов ответ на этот вопрос неясен.
Вместо заключения: о периодизации как проблеме
Представляется очевидной формальная независимость друг от друга таких поэтических явлений, как изменение метрики стиха, строфики, семантики и т. д. на протяжении жизни поэта.
Фактически, оперируя усредненными числовыми данными, мы перебираем в руках пучок независимых признаков (в том смысле, в каком слово «признак» употреблял Б.Ярхо). Более того, один небольшой текст может претерпевать авторские правки годами. Что же тогда вообще мы понимаем под поэтической биографией, под эволюцией индивидуальной поэтики и каково значение «периодизаций творчества имярек», если у нас нет никакого представления о том, что связывает пучок независимых стиховых признаков именно в пучок? У нас нет ДНК, чтобы говорить о мутациях генома и/или о его воспроизводстве. Сами по себе слова «год», «период», «этап творчества» - пустой индекс, который мы присваиваем сечению пучка различимых признаков.
Да, вырываясь из плена «индивида», отвлекаясь от видового экземпляра, мы более уверенно можем уже говорить о том, что такой-то мотив пришел в поэзию А из Б, а метрические особенности С были почерпнуты из образца Д и так далее. Такого рода утверждения даже доказуемы, они приобретают статус научных фактов. И в контексте генетической метафоры культура представляет из себя кипящий бульон, единственная способность и задача которого - длиться, передавая и обновляя признаки. Собственно, легко можно смириться с тем, что человек в этом контексте представляет из себя техническую, служебную инстанцию по переносу генов, и не более. Но ведь и тут проблема - совсем не морально-этического плана. Проблема: у нас нет целостного объекта - культурной ДНК. И я не очень хорошо себе представляю, как она может быть открыта. А с этой проблемой обессмысливается весь бульон. Как бросил кому-то Бродский: «Вы что, думаете картографировать сознание?».
Скорее - если уж и пользоваться генной метафорой - мы имеем дело только с половиной этой метафоры. Мы имеем дело с одной нитью ДНК, причем вторая — неизвестна. Не существует (и не может существовать) наперед заданного статического алфавита, по которой транслируется комплиментарность нуклеотидов, да и вообще в таком случае мы имеем дело не с ДНК.
Что же мы тогда периодизируем, где сам «объект»?
Я отдаю себе отчет в своем ответе на этот вопрос. Смысл периодизации только в том, чтобы драматизировать происходившее, делая его происходящим. Если угодно - возвращать времени его заглавную букву, нагружать пустой индекс значением. В драматизации и заключается единственный смысл происходящего, пока мы еще не молекулы. «Число» и массовая обработка стиховых материалов в этом случае - просто доступное мне средство выполнить задачу без психологизации, с минимальной опорой на знание бытовых, биографических фактов и без создания моделей каких-либо субъектов.
No comments:
Post a Comment